Мозг говорит что делает нас людьми. Вилейанур Рамачандран «Мозг рассказывает. Что делает нас людьми. Мозг и его структура

Н епостижимые загадки (как человек может хотеть ампутировать себе руку? почему рисунки аутичного ребенка превосходят по своему мастерству рисунки Леонардо? что такое чувство прекрасного? откуда берется в нас сострадание? как может человечество передавать культуру от поколения к поколению? что породило речь? где живет самосознание?) находят свое объяснение на уровне нейронов мозга - благодаря простым и гениальным экспериментам B. C. Рамачандрана. Он великий ученый современности, но у него еще и искрометное чувство юмора - и вот вам, пожалуйста, блестящее повествование о странном человеческом поведении и работе мозга.

Самые последние достижения науки о мозге. Где в мозге кроется то, что делает человека человеком? B. C. Рамачандран назван одним из ста самых выдающихся людей XX века.

Предисловие

Последние пятнадцать лет я имел счастье работать в развивающейся области когнитивной нейронауки. Эта книга квинтэссенция огромной части моей работы, которая заключалась в том, чтобы распутать одну неуловимую нить за другой таинственные связи между мозгом, разумом и телом. В предстоящих главах я излагаю мои исследования различных аспектов нашей внутренней ментальной жизни, которой мы, конечно, интересуемся. Как мы воспринимаем мир? Что представляет собой так называемая связь «разум-тело»? Что определяет половую идентичность? Что такое сознание? Что нарушено при аутизме? Как мы можем объяснить все те загадочные способности, которые делают человека человеком, такие, как искусство, язык, метафора, творчество, самосознание и даже религиозная восприимчивость? Как учёным, мною движет сильное любопытство узнать, как мозгу обезьяны (подумайте только обезьяны!) удалось развить такой божественный набор психических способностей.

Мой подход к этим вопросам состоял в том, чтобы исследовать пациентов с повреждениями или генетическими отклонениями в различных областях мозга, которые вызывают странные эффекты в их умственной деятельности и поведении. В течение многих лет я работал с сотнями пациентов, которые страдали (хотя некоторые из них ощущали свою болезнь как дар) от многих необычных и странных неврологических расстройств. Например, это люди, «видящие» музыкальные тона или «познающие» строение всего, чего они касались, или пациент, ощущавший, будто он отделяется от тела и наблюдает за ним с потолка. В этой книге я опишу то, что мне удалось выяснить благодаря этим случаям. Подобные расстройства первоначально сбивают с толку, но благодаря волшебству научного метода мы можем сделать их постижимыми, если поставим правильные эксперименты. Рассказывая о каждом таком случае, я проведу вас след в след по тем же умозаключениям иногда заполняя пробелы неожиданными интуитивными догадками, которые я сам делал, когда ломал голову над тем, как их можно объяснить. Часто, когда с клинической точки зрения загадка решена, её объяснение открывает нечто новое относительно того, как работает нормальный, здоровый мозг, и приводит к неожиданным догадкам о некоторых из наиболее заветных психических способностях. Надеюсь, что подобные путешествия будут интересны вам так же, как и мне.

Читатели, которые следили за моими работами все эти годы, уже знакомы с несколькими случаями, которые я описал в моих предыдущих книгах, Phantoms in the Brain и A Brief Tour of Human Consciousness. Этим читателям будет приятно узнать, что я могу сказать кое-что новое даже о моих прежних открытиях и наблюдениях. В последние пятнадцать лет наука о мозге сделала гигантский шаг вперёд, дала новые перспективы относительно да что там, вообще относительно всего. После десятилетий прозябания в тени «точных» наук нейронаука поистине переживает время расцвета, и этот стремительный прогресс дал направление моей работе и обогатил её.

За последние два столетия мы стали свидетелями захватывающего прогресса во многих областях науки. В физике, как раз в то время, когда великие умы XIX века провозгласили, что теория физики близка к завершению, Эйнштейн показал нам, что пространство и время являются намного более странными, чем могла бы представить себе предшествующая философия, а Гейзенберг выявил, что на субатомном уровне терпят крах даже самые основные представления о причине и следствии. Как только мы оправились от шока, мы были вознаграждены открытием чёрных дыр, квантовой сцепленности, а также сотнями других загадок, которые будут вызывать у нас чувство удивления ещё и в грядущие века. Кто мог бы представить себе, что Вселенная состоит из струн, вибрирующих в тон с «Божественной музыкой»? Подобные списки можно составить и для открытий в других областях. Космология подарила нам расширяющуюся вселенную, тёмную материю и поразительный взгляд на бесчисленные миллионы галактик. Химия объяснила мир при помощи периодической таблицы элементов и подарила нам пластмассу и рог изобилия, дающий чудесные лекарства. Математика даровала нам компьютеры хотя многие «чистые» математики предпочли бы, чтобы их дисциплина не была запятнана столь практическими целями. В биологии с утончённой подробностью были разработаны анатомия и физиология тела, стали проясняться механизмы, двигающие эволюцию. Болезни, мучившие человечество с начала его истории, были наконец-то объяснены с точки зрения науки, а не колдовства или божественной кары. Произошли революции в хирургии, фармакологии и здравоохранении, так что продолжительность жизни в промышленно развитых странах удвоилась за последние четыре или пять поколений. Основным революционным прорывом была расшифровка генетического кода в 1950-х годах, что стало рождением современной биологии.

По сравнению с этими областями знаний науки о разуме психиатрия, неврология, психология влачили жалкое существование на протяжении долгих веков. Действительно, вплоть до последней четверти XX века невозможно было найти строгих теорий о восприятии, эмоциях, познании и умственных способностях (единственным значимым исключением было цветовое зрение). В течение большей части XX века все, что можно было предложить для объяснения поведения человека, исчерпывалось двумя теоретическими построениями фрейдизмом и бихевиоризмом, и оба пережили в 1980-х и 1990-х значительный упадок, когда нейронаука смогла продвинуться дальше своего бронзового века. Для истории это совсем небольшое время. По сравнению с физикой и химией нейронаука все ещё молодая выскочка. Но прогресс остаётся прогрессом, и какой это был прогресс! От генов к клеткам, от клеток к нейронным сетям, от них к процессам познания. Сегодняшняя нейронаука с её глубиной и широтой как бы далека она ни была от законченной Великой единой теории отдалилась на целые световые годы от той точки, когда я начинал работу в этой области. В последнее десятилетие нейронаука стала достаточно уверенной в себе, чтобы начать предлагать идеи дисциплинам, которые обычно считались гуманитарными. Например, сейчас у нас есть нейроэкономика, нейромаркетинг, нейроархитектура, нейроархеология, нейроправоведение, нейрополитика, нейроэстетика (см. главы 4 и 8) и даже нейротеология. Некоторые из них просто нейроочковтирательство, но в целом они создают реальный и востребованный вклад во многие области.

Слова признательности

Хотя этот труд в значительной степени персональная одиссея, книга была бы невозможна без усилий многих моих коллег, которые настолько сильно изменили научное пространство, что это трудно было даже представить ещё несколько лет назад. Невозможно преувеличить пользу, которую получил я от их книг. Просто упомяну некоторых: Джо Леду, Оливер Сакс, Фрэнсис Крик, Ричард Докинз, Стивен Джей Г улд, Дэн Деннет, Пэт Черчленд, Джерри Эделман, Эрик Кэндел, Ник Хэмфри, Тони Дамазио, Мэрвин Мински, Станислас Дехаене. Я смог продвинуться вперёд, только стоя на плечах этих гигантов. Некоторые из их книг появились благодаря усилиям двух просвещённых литературных агентов Джона Брокмана и Катанки Мэйтсон, которые создают новую научную литературу в Америке и за её пределами. Они заново творят ощущение чуда и трепета перед наукой в эпоху Twitter, Facebook, YouTube, кратких новостных цитат и реалити-шоу в век, когда давшиеся с таким трудом ценности Просвещения, к сожалению, находятся в упадке.

Анжела вон дер Липпе, мой редактор, предложила коренным образом перестроить главы и предоставляла неоценимую обратную связь на каждой стадии работы. Её предложения были неоценимы, они придали ясность повествованию.

Особо благодарен я четверым людям, которые непосредственно повлияли на мою научную карьеру: Ричард Грегори, Фрэнсис Крик, Джон Д. Петтигрю и Оливер Сакс.

Также хочу поблагодарить многих людей, которые либо побуждали меня к карьере на медицинском и научном поприще, либо повлияли на моё мышление на годы вперёд. Как я уже говорил, я не был бы тем, кто я есть, если бы не мои мать и отец. Мой отец убеждал меня заняться медициной, схожие советы получил я от докторов Рама Мани и М. К. Мани. И я ни разу не раскаивался в избранном пути. Как я часто говорю моим студентам, медицина даст вам определённую широту видения и в то же время задаст чрезвычайно прагматичную установку. Если ваша теория истинна, ваши пациенты будут чувствовать себя лучше. Если ваша теория ошибочна не важно, насколько она элегантна или убедительна, она ухудшит их состояние или погубит. Нет лучшего теста, чтобы понять, на правильном вы пути или нет. И эта очевидная установка должна проходить сквозь все ваши исследования.

Также я в интеллектуальном долгу перед моим братом B. C. Рави, обширные знания которого в английской литературе и литературе телугу (особенно знание Шекспира и Тьягараджа) непревзойденны. Когда я был только на пороге медицины, он часто читал мне отрывки из Шекспира и Омара Хайяма («Рубайат»), которые глубоко отразились на моем душевном развитии. Помню, как услышал в его исполнении известный солилоквий из Макбета, и подумал «Вот это да, как много этим сказано». Это впечатало в меня понимание, насколько важна экономия выражений, будь то литература или наука.

Непостижимые загадки (что такое чувство прекрасного? откуда берется в нас сострадание? как может человечество передавать культуру от поколения к поколению? что породило речь? где живет самосознание?) находят свое объяснение на уровне нейронов мозга – благодаря простым и гениальным экспериментам. Где в мозге кроется то, что делает человека человеком?

Вилейанур Рамачандран. Мозг рассказывает. Что делает нас людьми. – М.: Карьера Пресс, 2015. – 414 с.

Скачать конспект (краткое содержание) в формате или

Красной нитью сквозь всю книгу проходит идея, что люди уникальны и особенны, а не являются «просто» еще одним видом приматов. Еще один общий лейтмотив – это всепроникающая эволюционная перспектива. Невозможно понять работу мозга без понимания того, как он развивался. Это заметно контрастирует с большинством других задач инженерного толка. Например, когда великий английский математик взламывал код нацистской машины Энигма, ему не нужно было ничего знать о разработке и истории появления этого устройства. Однако в биологических системах существует глубокое единство структуры, функционирования и происхождения.

Введение. Не просто обезьяна

С точки зрения анатомии, неврологии, генетики, физиологии мы обезьяны. Но мне кажется странным, что так часто бросаются фразами «всего лишь», «ничего кроме» и им подобными в спорах о нашем происхождении. Да, люди приматы. Но мы, в дополнение ко всему этому, являемся чем-то уникальным, чем-то небывалым, чем-то выходящим за рамки. Мы действительно нечто совершенно новое под солнцем, с неведомым и, возможно, неограниченным потенциалом. Мы первый и единственный вид, чья судьба всецело в его руках, а не только в руках химии и инстинктов.

Интеллектуал Викторианской эпохи Ричард Оуэн был прав, утверждая, что человеческий мозг, в отличие, скажем, от человеческой печени или сердца, действительно уникален и отделен от мозга приматов огромной пропастью. Но этот взгляд вполне совместим с утверждением Чарлза Дарвина и Томаса Гексли , что наш мозг развивался постепенно, без Божественного вмешательства, на протяжении миллионов лет.

Весьма распространено ошибочное утверждение, что постепенные, небольшие изменения могут привести только к постепенным, понемногу увеличивающимся результатам. Однако это пример линейного мышления, которое, как кажется, включается по умолчанию, когда мы судим о мире. Но вне сферы практических человеческих интересов природа полна нелинейных явлений. В некой ключевой точке постепенные изменения перестают приводить к постепенным эффектам и порождают неожиданное качественное изменение, называемое фазовым переходом (см., например, ).

Природа полна фазовых переходов. Но они не ограничены примерами из химии. Они могут происходить, например, в общественных системах. Фазовые переходы назревают во время раздувания спекулятивных финансовых пузырей, крахов фондовых бирж и спонтанных транспортных пробок. Я бы даже предположил, что фазовые переходы применимы к происхождению человека.

Краткая экскурсия по мозгу. Человеческий мозг состоит из примерно 100 миллиардов нервных клеток, или нейронов (рис. 1). Нейроны «общаются» друг с другом благодаря нитеобразным волокнам, которые напоминают либо густые ветвистые заросли (дендриты), либо длинные извилистые передаточные кабели (аксоны). Каждый нейрон создает от ста до десяти тысяч связей с другими нейронами. Точки контакта между нейронами, называемые синапсами, это то место, где нейроны делятся между собой информацией. Каждый синапс может быть возбуждающим или тормозящим и в каждый момент времени либо включен, либо выключен. Нейроны соединены в сети, которые могут обрабатывать информацию. В конечном итоге, все бесчисленное множество структур мозга – это сети нейронов специального назначения.

Рис. 1. Нейрон. Видно тело клетки, дендриты и аксон. Аксон передает информацию (в форме нервных импульсов) следующему нейрону (или ряду нейронов) в цепи. Аксон достаточно длинный, и здесь изображена только его часть. Дендриты получают информацию от аксонов других нейронов. Поток информации, таким образом, всегда идет в одном направлении.

Человеческий мозг похож на грецкий орех, разделенный на две зеркально похожие половины (рис. 2, 3).

Рис. 2. Схематичное изображение человеческого мозга, показаны внутренние структуры: миндалевидное тело, гиппокамп, базальные ганглии и гипоталамус.

Рис. 3. Человеческий мозг, вид сверху и слева. Верхний рисунок показывает два зеркально-симметричных полушария, каждое из которых контролирует движения противоположной части тела и получает от нее сигналы (хотя из этого правила есть исключения). Сокращения: ДПК – дорсолатеральная префронтальная кора; ОФК – орбитофронтальная кора; НТД – нижняя теменная долька; О – островок, спрятанный глубоко под Сильвиевой бороздой ниже лобной доли. Вентромедиальная префронтальная кора (ВПК, не обозначено) спрятана во внутренней нижней части лобной доли, и ОФК является ее частью.

Возможно ли, как в свое время пытался Оуэн, выделить особую часть мозга, делающую наш вид уникальным? Вряд ли. Нет ни одной области или структуры, которая была бы имплантирована в мозг с нуля целиком неким разумным создателем, на анатомическом уровне каждая часть нашего мозга имеет прямой аналог в мозге высших приматов. Наибольшие изменения претерпели область Вернике в левой височной доле, префронтальная кора и нижние теменные дольки в каждой теменной доле.

Внутри некоторых из этих областей находится особый класс нервных клеток, называемых зеркальными нейронами. Эти нейроны активизируются не только когда вы сами выполняете действие, но также и тогда, когда вы видите, что кто-то другой выполняет это же самое действие. Эти нейроны, в сущности, позволяют вам сопереживать другому человеку и «читать» его намерения.

Сложно переоценить важность понимания зеркальных нейронов и их функций. Они вполне могут оказаться центром социального обучения, подражания и культурной передачи навыков и отношений, а возможно, и тех слитых воедино групп звуков, которые мы называем словами. Благодаря усиленному развитию системы зеркальных нейронов эволюция фактически сделала культуру новым геномом. Взяв на вооружение культуру, человек теперь мог адаптироваться к новому враждебному окружению и в течение одного-двух поколений понять, как использовать ранее недоступные или ядовитые источники пищи генетической эволюции для такой адаптации потребовались бы сотни и даже тысячи поколений.

Глава 1. Фантомные конечности и пластичность мозга

Старая точка зрения, господствовавшая в 1980-х, заключалась в том, что мозг состоит из многих специализированных блоков, которые с рождения имеют четко определенные аппаратные задачи. Но начиная с 1990-х годов этот статичный взгляд на мозг начал постепенно сменяться на более динамичную картину. Так называемые блоки головного мозга не работают в строгой изоляции, существует весьма значительное и всестороннее взаимодействие между ними, намного большее, чем предполагалось вначале. Изменения процессов в одном из блоков скажем, из-за повреждения, или созревания, или обучения, или жизненного опыта могут привести к значительным переменам в функционировании многих других блоков, связанных с первым. В весьма значительной степени один блок даже может заимствовать функции другого. Не жесткая, генетически заложенная во внутриутробном состоянии схема работы головного мозга. Нет. В высшей степени гибкая и пластичная и не только у младенцев и маленьких детей, но и на протяжении всей взрослой жизни человека.

Мозг – чрезвычайно пластичная биологическая система, находящаяся в динамическом равновесии с внешним миром. Даже ее основные связи могут постоянно обновляться в ответ на изменяющиеся сенсорные потребности. А если вы примете во внимание зеркальные нейроны, то мы можем прийти к выводу, что ваш мозг синхронизирован с другими мозгами подобно тому, как «друзья» в Facebook постоянно изменяют и обогащают друг друга.

Что эта пластичность говорит нам о нашей уникальности? Ответ состоит в том, что способность к пластичности на протяжении всей жизни (а не только лишь гены) занимает одно из важнейших мест в эволюции человеческой уникальности. Благодаря естественному отбору наш мозг выработал способность использовать обучение и культуру для того, чтобы запускать фазовые переходы наших психических процессов. Один из важнейших способов, при помощи которого нам удалось поднять нейеропластичность до таких заоблачных высот, известен под названием неотении наших до абсурда затянутых периодов детства и юности, что делает нас чрезвычайно пластичными и чрезвычайно зависимыми от старших поколений на протяжении более десятка лет. Детство человека позволяет заложить фундамент для взрослого разума, однако пластичность остается важнейшим фактором на протяжении всей жизни.

Глава 2. Видеть и знать

Плотоядные и травоядные животные имеют, скорее всего, менее дюжины зрительных областей и не обладают цветовым зрением. Однако у человека целых тридцать зрительных областей. Даже если наша картина мира выглядит связной и цельной, в действительности она возникает благодаря активности этих тридцати (или даже более) различных зрительных областей в коре мозга, каждая из которых выполняет множество тончайших функций. Многие из этих областей у нас такие же, как и у других млекопитающих, но в какой-то момент времени они «расщепились», чтобы специализироваться на новых функциях у высших приматов.

Чтобы понять, что такое восприятие, вам в первую очередь нужно избавиться от представления, будто образ в глубине вашего глаза просто «передается» в ваш мозг и там изображается на экране. Ваше восприятие неизменного изображения может изменяться и переворачиваться, доказывая, что восприятие включает в себя нечто большее, чем просто отражение образа в мозге (рис. 4). Даже наипростейший акт восприятия включает в себя суждение и толкование. Восприятие – это активно формируемое мнение о мире, а не пассивная реакция на поступающие от него сенсорные данные.

Рис. 4. Схематическое изображение куба Неккера: вы можете видеть его одним из двух способов, либо так, как будто он повернут к вам левой (тогда голубая грань видится слева), либо правой стороной (тогда голубая грань видится сзади), но не то и другое одновременно

Зрительные иллюзии – пример подхода к мозгу как к черному ящику. В психологии восприятия, чтобы ограничить круг гипотез о том, как мозг обрабатывает определенные виды зрительной информации, мы просто используем разнообразные сенсорные входящие данные и примечаем, что люди видят или что, как они полагают, они видят. Такие эксперименты позволяют нам открывать законы зрительной функции, примерно таким же образом, как Георг Мендель смог открыть законы наследственности, скрещивая растения с разными признаками, хотя у него не было никакой возможности что-либо узнать о молекулярных и генетических механизмах.

Когда изучаешь восприятие и думаешь над законами, которые лежат в его основе, то рано или поздно появляется желание узнать, каким образом эти законы фактически основываются на деятельности нейронов. Единственный способ это узнать – взломать черный ящик, то есть экспериментировать непосредственно на мозге. Существует три традиционных способа: неврология (изучение пациентов с повреждениями мозга), нейрофизиология (наблюдение за активностью нейронных цепей или даже отдельных клеток) и сканирование мозга.

Глава 3. Кричащий цвет и горячая детка: синестезия

Рис. 8. Птенец чайки тычется клювом в модель клюва без тела или в палку с пятном на конце, похожую на клюв (с точки зрения обработки зрительных образов). Парадоксально, палка с тремя красными полосками оказывается еще более привлекательной для птенца, чем настоящий клюв: это ультранормальный стимул

Это подводит нас к моему главному пункту о полуабстрактном или даже абстрактном искусстве, для которого до сих пор не было предложено ни одной адекватной теории. Представьте себе, что чайки бы устроили у себя художественную галерею. Они бы повесили на стене эту длинную тонкую палку с тремя полосами. Они бы назвали ее Пикассо, поклонялись бы ей, носились бы с ней и платили бы за нее миллионы долларов, и все время удивлялись бы, почему их так заводит эта палка, даже несмотря на то, что (и это ключевой пункт) она не похожа ни на что в их мире. Я считаю, что именно это делают ценители искусства, когда смотрят на произведения абстрактного искусства или приобретают их; они ведут себя точно, как птенцы чаек.

Путем проб и ошибок, интуиции и вдохновения такие художники, как Пикассо или Генри Мур, открыли то, что является аналогом палки с тремя полосами для человеческого мира. Они попали в изобразительные первоэлементы нашей грамматики восприятия и создали ультранормальные раздражители, которые активируют определенные зрительные нейроны в нашем мозге мощнее, чем реалистичные изображения. В этом суть абстрактного искусства.

То, что я рассматривал на примере абстрактного искусства кажется правдоподобным, но откуда мы знаем, что эти рассуждения действительно верны? Единственный путь выяснить это поставить эксперимент. Есть распространенное заблуждение, что наука начинается с наивных непредвзятых наблюдений о мире, а на самом деле все наоборот. Исследуя новую местность, вы всегда начинаете с неявного предположения о том, что тут может быть истинным, то есть с предубеждения или предвзятого представления. Как однажды сказал британский зоолог и философ науки Питер Медавар, мы не «коровы, пасущиеся на поле знания». Каждый акт открытия включает в себя два критических шага: первый недвусмысленное утверждение, что ваша гипотеза верна, и второй разработка эксперимента для проверки гипотезы. Можем ли мы экспериментально проверить нашу гипотезу о максимальном смещении, сверхнормальных раздражителях и других законах эстетики?

Глава 8. Искусный мозг: универсальные законы

Я хотел бы разъяснить, что я понимаю под «универсальностью». То, что структура ваших зрительных центров заключает в себе универсальные законы, не отрицает огромной роли культуры и опыта в формировании вашего мозга и разума. Многие когнитивные способности, которые лежат в основе человеческого образа жизни, только частично определяются генами. Природа и воспитание дополняют друг друга. Гены задают эмоциональные и корковые мозговые сети лишь до определенной степени, а затем уступают место окружению, которое формирует ваш мозг дальше, образуя в результате вас как индивида. Законы заданы, а содержание приобретается воспитанием и обучением.

Контраст. Выражаясь научно, контраст – это относительно неожиданная смена освещения, цвета или какого-то другого свойства двух смежных в пространстве однородных участков. Чем больше разница между двумя участками, тем сильнее контраст. Эволюционная функция контраста – прочертить границы предмета и направить на них внимание.

Изоляция. Любой художник скажет вам, что простой набросок или каракули скажем, голуби Пикассо или наброски обнаженной натуры Родена может иметь больше эффекта, чем полноцветная фотография того же предмета. Художник подчеркивает лишь один источник информации о предмете такой, как цвет, форма или движение, и сознательно приуменьшает или устраняет остальные источники. Я назову это законом изоляции.

Набросок может произвести больший эффект, потому что ваш мозг имеет лимит внимания. Поэтому, когда вы смотрите на полноцветную картину, ваше внимание отвлечено на материал, текстуру и другие детали изображения. Но рисунок того же самого предмета позволяет вам сосредоточить все ваши ресурсы внимания на контуре, в котором содержится движение и действие. Наоборот, если художник хочет привлечь внимание к цвету, с помощью максимального смещения и ультранормальных раздражителей в пространстве цвета, он скорее будет тушевать контур. Он может сделать границы расплывчатыми сознательно смазав контур или вообще убрав его. Это сокращает претензии контура на ваши ресурсы внимания и освобождает их для того, чтобы сфокусироваться на цветовом пространстве. Именно это делали Ван Гог и Моне. И это называется импрессионизм.

Пикабу, или Решение проблемы восприятия. Иногда вы можете сделать нечто более привлекательным, делая его менее видимым. Я назову это «принцип пикабу» (пикабу, или куку, распространенная во всем мире игра с маленькими детьми, когда взрослый прячется за предметом (или закрывает лицо руками), а потом показывается ребенку, говоря «ку-ку»). Например, картина, изображающая обнаженную женщину, принимающую душ за полупрозрачной занавеской, или изображающая женщину, одетую в прозрачную обтягивающую одежду, вызвала бы одобрение мужчин, так как «позволяет додумать остальное», и этот образ может быть более соблазнительным, чем образ с обычного постера с обнаженной женщиной. Почему так происходит?

Мы выбираем сокрытие, потому что любим решать загадки, и восприятие гораздо больше похоже на решение задачек, чем думает большинство. Зрительные центры вашего мозга связаны с лимбическими механизмами наслаждения. Иначе, пытаясь придумать, как убедить понравившуюся девушку незаметно ускользнуть в кусты с вами, вы бы слишком быстро сдались!

С этой точки зрения цель искусства в том, чтобы посылать сигналы, которые вызывают как можно больше мини-«ага!», чтобы щекотать зрительные области вашего мозга. Искусство, с этой точки зрения, это форма зрительной прелюдии к гигантскому оргазму узнавания объекта.

Неприязнь к совпадениям. Когда я был десятилетним школьником в Бангкоке, Таиланд, у меня была чудесная учительница по имени миссис Вэнит. Однажды она попросила нас нарисовать пейзаж, и я изобразил нечто, похожее на рис. 9а, – пальма, растущая между двумя холмами.

Рис. 9. Два холма с деревом посередине: а) мозгу не нравятся уникальные точки зрения; б) мозг предпочитает более типичные

В реальности вы можете увидеть сцену, изображенную на рис. 8.2а, только с одной-единственной удачно занятой позиции, а вид, изображенный на рис. 9б, может открыться с нескольких позиций. Первая точка зрения уникальная, а вторая типичная. В целом изображения, подобные рис. 9б, более часто встречаются. Поэтому рис. 9а – это «подозрительное совпадение». А ваш мозг всегда пытается найти более правдоподобный вариант, типичный случай, и избежать совпадений. В данном случае он не находит его, и поэтому картина не нравится.

Теперь давайте посмотрим на тот случай, где у совпадения есть объяснение. Рис. 10 показывает знаменитый мнимый треугольник, описанный итальянским психологом Гаэтано Канижей (Kanizsa). В действительности никакого треугольника нет. Но ваш мозг говорит: какова вероятность того, что эти три элемента расположены именно так по простой случайности? Это слишком подозрительное совпадение. Сплошной белый треугольник, закрывающий три черных диска, это более правдоподобно. И действительно, вы можете вызывать к жизни контуры треугольника. Ваша зрительная система объяснила совпадение (устранила его, точнее), поставив все на свои места. А когда вы смотрите на пальму посередине долины, мозг ищет толкование этого совпадения и не находит, потому что его нет.

Рис. 10. Три черных диска с вырезанными «кусками пирога»: мозг предпочитает видеть непрозрачный белый треугольник, углы которого частично закрывают диски

Порядок. Наша любовь к зрительному повтору, или ритму, такому как растительные узоры на индийских или персидских коврах на самом общем уровне связана с предсказуемостью.

Симметрия. Две эволюционные причины объясняют привлекательность симметрии. Первое – зрение развилось главным образом для разыскивания и обнаружения объектов, для того чтобы схватить, спрятаться, совокупиться, съесть или поймать. Учитывая то, что наш мозг имеет ограниченные возможности внимания, по каким правилам он будет действовать, чтобы направить внимание в точности туда, где оно необходимо больше всего? В природе «важное» означает «биологические объекты», такие как добыча, хищник, индивид того же вида, самец или самка, и у всех этих объектов есть кое-что общее: симметрия. Второе – наиболее симметричные лица оцениваются как самые привлекательные. Симметрия – это маркер крепкого здоровья, которое, в свою очередь, является индикатором привлекательности.

Несмотря на то что законы, которые используют художники, изначально возникли благодаря их ценности для эволюции, произведение искусства само по себе не имеет никакой ценности для выживания или продолжения рода. Мы творим, потому что это весело, и больше никаких объяснений или оправданий для искусства не требуется.

Глава 9. Обезьяна с душой: как развивалась интроспекция

На очень ранней стадии эволюции мозг развил способность создавать чувственные представления первого порядка об окружающих объектах. Такие представления могут вызывать лишь весьма ограниченное число реакций. Например, мозг крысы создает только представление первого порядка о кошке как о пушистом движущемся предмете, которого нужно рефлекторно избегать. Однако мозг человека продвинулся далее по пути эволюции: возник «второй мозг», который создает метапредставления (представления о представлениях более высокий уровень абстракции), перерабатывая информацию, полученную от «первого мозга», в более управляемые порции, на которых может быть построен более широкий спектр более сложных реакций, включая языковое мышление и мышление символами.

Метапредставления также являются необходимой предпосылкой существования наших ценностей, убеждений и приоритетов. Мы можем манипулировать метапредставлениями высшего уровня, и это присуще только людям. Они связаны с нашим ощущением «я», позволяют нам осмыслять окружающий мир как материальный, так и социальный и самоопределяться по отношению к нему.

Мог ли Фрейд быть прав? Может ли большая часть нашей личности быть бессознательной, неконтролируемой и непознаваемой? Личность возникает из относительно маленькой группы областей мозга, которые связаны в удивительно мощную сеть.

Какие аспекты «я» мы можем выделить:

1. Целостность. Несмотря на богатое многообразие чувственных переживаний, которые обрушиваются на нас ежесекундно, мы ощущаем себя единой личностью.
2. Постоянство. Мы можем совершить мысленное «путешествие во времени», начав с раннего детства и смотря в будущее, без проблем перемещаться по шкале времени.
3. Пребывание в теле.
4. Личностность. Ваши ощущения и ваша ментальная жизнь принадлежат только вам, они невидимы остальным.
5. Социальность. «Я» поддерживает преувеличенное чувство личностности и автономии, которое выдает ее тесную связь с умами других людей. Случайно ли, что почти все наши эмоции обретают смысл лишь в отношении других людей? Наша склонность наделять саму природу побуждениями, похожими на наши, желаниями и волей, является одним из основных корней религии.
6. Свободная воля. Мы чувствуем, что в состоянии сознательно выбирать между альтернативными вариантами действий с полным осознанием того, что могли бы выбрать иной вариант.
7. Самосознание, которое возможно, частично зависит от рекурсивного использования мозгом зеркальных нейронов, что позволяет нам видеть самих себя со стороны.

Ученые доказали, что при внутриутробном развитии разные аспекты сексуальности развиваются параллельно: половая морфология (внешняя анатомия), половая идентичность (то, кем мы видим себя), половая ориентация (то, какой пол нас привлекает) и пол образа тела (наше внутреннее представление вашего мозга о частях тела). В норме эти аспекты согласуются в течение физического и социального развития и находят свою кульминацию в нормальной сексуальности, но они могут рассогласоваться, что приводит к отклонениям, которые сдвигают индивидуума в ту или иную сторону спектра нормального распределения.

Я употребляю слова «норма» и «отклонение» только в статистическом смысле, относительно человеческой популяции в целом. Я не имею в виду, что эти способы существования нежелательны или являются извращением. Многие транссексуалы говорили мне, что они скорее готовы перенести операцию, чем «излечиться» от своего желания.

Ребенок не способен испытать смущение и покраснеть для этого просто необходимо самосознание.

Большинство нормальных людей включая нас с вами отрицает и рационализирует (пусть в малой степени), чтобы справиться со стрессами в нашей повседневной жизни. Вот эти приемы:

• Прямое отрицание.
• Рационализация. Наша общая тенденция переводить неприятные факты о себе во внешние причины. Например, мы можем сказать: «Экзамен был слишком сложным» вместо «Я недостаточно занимался».
• Конфабуляция. Тенденция выдумывать, чтобы защитить собственный образ. Это происходит бессознательно, без намерения обмануть.
• Реактивное образование. Примером этого могут служить скрывающие свою ориентацию гомосексуалисты, яростно осуждающие однополые браки.
• Проекция. Приписывание собственных недостатков другим людям: «Да он расист».
• Интеллектуализация. Трансформация эмоционально угрожающего факта в интеллектуальную проблему для отвлечения внимания от этого факта и ослабления его эмоционального воздействия.
• Вытеснение. Тенденция подавить «болезненные» для эго воспоминания.

Психологи различают три различных типа памяти: процедурную (позволяет нам осваивать новые навыки, такие как катание на велосипеде или чистка зубов), семантическую (фактическое знание объектов и событий в мире; например, вы знаете, что зимой холодно или что бананы желтые), эпизодическую (воспоминания об особенных случаях, таких как ваш выпускной вечер или день, когда вы сломали лодыжку, играя в баскетбол).

T E L L - T A L E B R A I N

A Neuroscientist’s Questfor What Makes Us Human

V . S . R AM A C H A N D R A N

w . w . n o r t o n & c o m p a n y n e w y o r k l o n d o n

Р АС С К АЗ Ы В А Е Т

Что делает нас людьми

B . C . Р А М АЧ А Н Д Р А Н

к а р ь е р а п р е с с

П Р Е Д И С Л О В И Е

Во всем разнообразии философских вопросов нет темы

более интересной для всех, кто жаждет знания, чем

особенности того важного ментального преимущества,

возвышает

человеческое

существо

животным...

ЭДВАРД БЛИТ

ПОСЛЕДНИЕ ПЯТНАДЦАТЬ ЛЕТ Я ИМЕЛ СЧАСТЬЕ РАБОТАТЬ В развивающейся

области когнитивной нейронауки. Эта книга квинтэссенция огромной части

моей работы, которая заключалась в том, чтобы распутать одну неуловимую

нить за другой таинственные связи между мозгом, разумом и телом. В

предстоящих главах я излагаю мои исследования различных аспектов нашей

внутренней ментальной жизни, которой мы, конечно, интересуемся. Как мы

воспринимаем мир? Что представляет собой так называемая связь «разум-

тело»? Что определяет половую идентичность? Что такое сознание? Что

нарушено при аутизме? Как мы можем объяснить все те загадочные

способности, которые делают человека человеком, такие, как искусство,

метафора,

творчество,

самосознание

религиозная

восприимчивость? Как ученым, мною движет сильное любопытство узнать,

как мозгу обезьяны (подумайте только обезьяны!) удалось развить такой

божественный набор психических способностей.

Мой подход к этим вопросам состоял в том, чтобы исследовать

пациентов с повреждениями или генетическими отклонениями в различных

областях мозга, которые вызывают странные эффекты в их умственной

деятельности и поведении. В течение многих лет я работал с сотнями

пациентов, которые страдали (хотя некоторые из них ощущали свою болезнь

как дар) от многих необычных и странных неврологических расстройств.

Например, это люди, «видящие» музыкальные тона или «познающие»

строение всего, чего они касались, или пациент, ощущавший, будто он

отделяется от тела и наблюдает за ним с потолка. В этой книге я опишу то,

что мне удалось выяснить благодаря этим случаям. Подобные расстройства

первоначально сбивают с толку, но благодаря волшебству научного метода

мы можем сделать их постижимыми, если поставим правильные

эксперименты. Рассказывая о каждом таком случае, я проведу вас след в след

по тем же умозаключениям иногда заполняя пробелы неожиданными

интуитивными догадками, которые я сам делал, когда ломал голову над тем,

как их можно объяснить. Часто, когда с клинической точки зрения загадка

решена, ее объяснение открывает нечто новое относительно того, как

работает нормальный, здоровый мозг, и приводит к неожиданным догадкам о

некоторых из наиболее заветных психических способностях. Надеюсь, что

подобные путешествия будут интересны вам так же, как и мне.

Читатели, которые следили за моими работами все эти годы, уже

знакомы с несколькими случаями, которые я описал в моих предыдущих

книгах, Phantoms in the Brain и A Brief Tour of Human Consciousness. Этим

читателям будет приятно узнать, что я могу сказать кое-что новое даже о

моих прежних открытиях и наблюдениях. В последние пятнадцать лет наука

о мозге сделала гигантский шаг вперед, дала новые перспективы

относительно да что там, вообще относительно всего. После десятилетий

прозябания в тени «точных» наук нейронаука поистине переживает время

расцвета, и этот стремительный прогресс дал направление моей работе и

обогатил ее.

За последние два столетия мы стали свидетелями захватывающего

прогресса во многих областях науки. В физике, как раз в то время, когда

великие умы XIX века провозгласили, что теория физики близка к

завершению, Эйнштейн показал нам, что пространство и время являются

намного более странными, чем могла бы представить себе предшествующая

философия, а Гейзенберг выявил, что на субатомном уровне терпят крах

даже самые основные представления о причине и следствии. Как только мы

оправились от шока, мы были вознаграждены открытием черных дыр,

квантовой сцепленности, а также сотнями других загадок, которые будут

вызывать у нас чувство удивления еще и в грядущие века. Кто мог бы

представить себе, что Вселенная состоит из струн, вибрирующих в тон с

«Божественной музыкой»? Подобные списки можно составить и для

открытий в других областях. Космология подарила нам расширяющуюся

вселенную, темную материю и поразительный взгляд на бесчисленные

миллионы галактик. Химия объяснила мир при помощи периодической

таблицы элементов и подарила нам пластмассу и рог изобилия, дающий

чудесные лекарства. Математика даровала нам компьютеры хотя многие

«чистые» математики предпочли бы, чтобы их дисциплина не была запятнана

столь практическими целями. В биологии с утонченной подробностью были

разработаны анатомия и физиология тела, стали проясняться механизмы,

двигающие эволюцию. Болезни, мучившие человечество с начала его

истории, были наконец-то объяснены с точки зрения науки, а не колдовства

или божественной кары. Произошли революции в хирургии, фармакологии и

здравоохранении, так что продолжительность жизни в промышленно

развитых странах удвоилась за последние четыре или пять поколений.

Основным революционным прорывом была расшифровка генетического кода

в 1950-х годах, что стало рождением современной биологии.

По сравнению с этими областями знаний науки о разуме психиатрия,

неврология, психология влачили жалкое существование на протяжении

долгих веков. Действительно, вплоть до последней четверти XX века

невозможно было найти строгих теорий о восприятии, эмоциях, познании и

умственных способностях (единственным значимым исключением было

цветовое зрение). В течение большей части XX века все, что можно было

предложить для объяснения поведения человека, исчерпывалось двумя

теоретическими построениями фрейдизмом и бихевиоризмом, и оба

пережили в 1980-х и 1990-х значительный упадок, когда нейронаука смогла

небольшое время. По сравнению с физикой и химией нейронаука все еще

молодая выскочка. Но прогресс остается прогрессом, и какой это был

прогресс! От генов к клеткам, от клеток к нейронным сетям, от них к

процессам познания. Сегодняшняя нейронаука с ее глубиной и широтой как

бы далека она ни была от законченной Великой единой теории отдалилась на

целые световые годы от той точки, когда я начинал работу в этой области. В

последнее десятилетие нейронаука стала достаточно уверенной в себе, чтобы

начать предлагать идеи дисциплинам, которые обычно считались

гуманитарными.

Например,

нейроэкономика,

нейромаркетинг, нейроархитектура, нейроархеология, нейроправоведение,

нейрополитика, нейроэстетика (см. главы 4 и 8) и даже нейротеология.

Некоторые из них просто нейроочковтирательство, но в целом они создают

реальный и востребованный вклад во многие области.

Язык, искусство, абстрактное мышление и самосознание – черты, делающие человека действительно особенным видом. Но откуда взялись эти свойства? Как человек стал обладателем этих качеств? Свои размышления по этому поводу предлагает в своей книге Вилейанур Рамачандран, индийский ученый, посвятивший много лет изучению мозга.

«Рамачандран – это Марко Поло нейронауки»

Такой короткой, но емкой фразой охарактеризовал Вилейанура Рамачандрана британский биолог Ричард Докинз, и не зря: имеющий докторскую степень по медицине и философии, профессор психологии и нейрофизиологии Калифорнийского университета Вилейанур Рамачандран получил множество званий и наград, включая золотую медаль Нидерландской королевской академии наук и Австралийского национального университета, почетную степень доктора Коннектикутского колледжа и президентское звание Американской академии неврологии.

В нашей стране индийский ученый получил известность благодаря вышедшей на русском языке книге «Рождение разума. Загадки нашего сознания», в которой он описывает необычные неврологические симптомы, позволяющие приблизиться к пониманию работы мозга.

Мозг и его структура

Так как устроен самый загадочный орган человека?

Наш мозг состоит из 100 миллиардов нервных клеток (нейронов), каждая из которых образует от ста до десяти тысяч связей с другими нейронами. Точки контакта между ними (синапсы) могут быть как возбуждающими, так и тормозящими, быть включенными или выключенными. Можете ли себе представить, сколько возможных комбинаций доступны при таком подходе?

При этом нейроны разбросаны не хаотично, они объединены в сети, каждая из которых выполняет свою определенную функцию. Задумывались ли вы когда-нибудь о том, что бывает при возникновении нарушений в их работе? Вилейанур Рамачандран на основе экспериментов показал, как анатомическое перекрещивание между зонами мозга может порождать синестезию. Так, самый частый случай синестезии, когда человек видит цифры в определенных цветах, может быть обусловлен «перекрещиванием» числовой и цветовой областей в мозге, которые расположены совсем рядом.

Уникальный вид

«Рыба знает, как плавать, уже в тот самый момент, когда вылупляется из икринки, она сразу сама заботится о себе. Утенок, вылупившийся из яйца, почти сразу способен следовать за матерью по земле и по воде. Жеребенок, сразу после рождения, еще не обсохший после утробы матери, несколько минут брыкается, чтобы обрести чувство ног, и присоединяется к стаду» .

И только человек рождается беспомощным и беззащитным, неспособным на самые простые действия. Однако появившегося на свет человека ждет погружение в самое огромное скопление сохранившихся знаний и накопленного опыта, называемых культурой. И благодаря способности подражать и осваивать язык ребенок сможет воспринять все накопленные до него знания, обогатить их и передать дальше. Вот что делает нас особенными.

Но как мы это делаем? Есть ли в мозге структура, которой нет у других видов, и которая делает наш вид особенным? Вряд ли можно выделить конкретную часть мозга. «На анатомическом уровне каждая часть нашего мозга имеет прямой аналог в мозге высших приматов» . Однако есть области, функционально изменившиеся настолько, что их можно считать уникальными. Таковыми их делает особый класс клеток, названных зеркальными нейронами.

«Сложно переоценить важность понимания зеркальных нейронов и их функций. Они вполне могут оказаться центром социального обучения, подражания и культурной передачи навыков и отношений, а возможно, и тех слитых воедино групп звуков, которые мы называем словами» .

Исследованию темы особых нервных клеток Вилейанур Рамачандран посвятил целых три главы своей книги. По мнению автора, в этих клетках скрыт ответ на вопрос о том, что делает нас людьми.

Интересный факт: обезьяны также обладают зеркальными нейронами, что подтверждается экспериментами, проведенными Джакомо Риццолатти и его коллегами в конце 1990-х годов. Они выяснили, что отдельные нейроны в мозге обезьяны активизируются не только когда обезьяна выполняет действие, но и когда она всего лишь наблюдает за тем, как это действие совершает другая обезьяна. Другими словами, обезьяны также способны предсказывать действия друг друга, наличие в мозгу зеркальных нейронов позволяет одной обезьяне понимать действия другой.

Так откуда же между человеком и обезьяной такая пропасть? Как пишет Вилейанур Рамачандран, исключительная человеческая способность «принять чужую точку зрения», как в прямом, так и в переносном смысле, требуют более сложной структуры нейронов, по сравнению с тем, как они организованы в мозге обезьян» .

Человек, используя эти нейроны, может не просто предсказывать поведение другого человека, но и моделировать его разум. Эти клетки помогают нам подражать движениям губ и языка других людей, что, по мнению автора книги, является эволюционной основой для речи.

Эти же нейроны, возможно, являются объяснением проявления самосознания.

«У людей эта система может быть направлена вовнутрь, обеспечивая возможность представления человека собственного разума. Когда система зеркальных нейронов таким образом обращена вовнутрь на свое собственное функционирование, появляется самосознание» .

Но что же случится, если этих нейронов не будет? Нехватке зеркальных нейронов посвящена пятая глава книги «Мозг рассказывает». В. Рамачандран полагает, что в этом случае, вероятно, человек не будет способен к самолюбию или самоосуждению. Для него будут чужды проявления каких-либо эмоций по отношению к себе, он не покраснеет от смущения или злости. К сожалению, автор пока не знает, как провести эксперимент, достоверно доказывающий это предположение, ведь вероятнее всего, такой человек даже не будет понимать значение этих слов.

Что еще вы найдете в книге

Данная статья затрагивает лишь небольшую часть того, о чем в своей книге рассказывает Вилейанур Рамачандран. Не упомянуты рассуждения о таких удивительных фактах, как синдром Котарда, когда человек отрицает свое существование, или, например, синдром Фреголи, при котором пациент утверждает, что все окружающие похожи на какого-то одного человека из числа его знакомых. Раздвоение личности или соматопарафения, зрительная слепота или нарушение целостного восприятия – все это вы найдете в книге «Мозг рассказывает. Что делает нас людьми».

Литература:

• 1. Мозг рассказывает. Что делает нас людьми. Вилейанур Рамачандран / Пер. с англ. Елены Чепель / Под научной редакцией к. психол. н. Каринэ Шипковой. М.: Карьера Пресс, 2016. - 422 с.
• 2. Center for Brain and Cognition at the University of California, San Diego[Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://cbc.ucsd.edu

Редактор: Чекардина Елизавета Юрьевна

Вилейанур С. Рамачандран

МОЗГ РАССКАЗЫВАЕТ

Что делает нас людьми

Предисловие

Во всем разнообразии философских вопросов нет темы более интересной для всех, кто жаждет знания, чем особенности того важного ментального преимущества, которое возвышает человеческое существо над животным…

Эдвард Блит

Последние пятнадцать лет я имел счастье работать в развивающейся области когнитивной нейронауки. Эта книга квинтэссенция огромной части моей работы, которая заключалась в том, чтобы распутать одну неуловимую нить за другой таинственные связи между мозгом, разумом и телом. В предстоящих главах я излагаю мои исследования различных аспектов нашей внутренней ментальной жизни, которой мы, конечно, интересуемся. Как мы воспринимаем мир? Что представляет собой так называемая связь «разум-тело»? Что определяет половую идентичность? Что такое сознание? Что нарушено при аутизме? Как мы можем объяснить все те загадочные способности, которые делают человека человеком, такие, как искусство, язык, метафора, творчество, самосознание и даже религиозная восприимчивость? Как учёным, мною движет сильное любопытство узнать, как мозгу обезьяны (подумайте только обезьяны!) удалось развить такой божественный набор психических способностей.

Мой подход к этим вопросам состоял в том, чтобы исследовать пациентов с повреждениями или генетическими отклонениями в различных областях мозга, которые вызывают странные эффекты в их умственной деятельности и поведении. В течение многих лет я работал с сотнями пациентов, которые страдали (хотя некоторые из них ощущали свою болезнь как дар) от многих необычных и странных неврологических расстройств. Например, это люди, «видящие» музыкальные тона или «познающие» строение всего, чего они касались, или пациент, ощущавший, будто он отделяется от тела и наблюдает за ним с потолка. В этой книге я опишу то, что мне удалось выяснить благодаря этим случаям. Подобные расстройства первоначально сбивают с толку, но благодаря волшебству научного метода мы можем сделать их постижимыми, если поставим правильные эксперименты. Рассказывая о каждом таком случае, я проведу вас след в след по тем же умозаключениям иногда заполняя пробелы неожиданными интуитивными догадками, которые я сам делал, когда ломал голову над тем, как их можно объяснить. Часто, когда с клинической точки зрения загадка решена, её объяснение открывает нечто новое относительно того, как работает нормальный, здоровый мозг, и приводит к неожиданным догадкам о некоторых из наиболее заветных психических способностях. Надеюсь, что подобные путешествия будут интересны вам так же, как и мне.

Читатели, которые следили за моими работами все эти годы, уже знакомы с несколькими случаями, которые я описал в моих предыдущих книгах, Phantoms in the Brain и A Brief Tour of Human Consciousness. Этим читателям будет приятно узнать, что я могу сказать кое-что новое даже о моих прежних открытиях и наблюдениях. В последние пятнадцать лет наука о мозге сделала гигантский шаг вперёд, дала новые перспективы относительно да что там, вообще относительно всего. После десятилетий прозябания в тени «точных» наук нейронаука поистине переживает время расцвета, и этот стремительный прогресс дал направление моей работе и обогатил её.

За последние два столетия мы стали свидетелями захватывающего прогресса во многих областях науки. В физике, как раз в то время, когда великие умы XIX века провозгласили, что теория физики близка к завершению, Эйнштейн показал нам, что пространство и время являются намного более странными, чем могла бы представить себе предшествующая философия, а Гейзенберг выявил, что на субатомном уровне терпят крах даже самые основные представления о причине и следствии. Как только мы оправились от шока, мы были вознаграждены открытием чёрных дыр, квантовой сцепленности, а также сотнями других загадок, которые будут вызывать у нас чувство удивления ещё и в грядущие века. Кто мог бы представить себе, что Вселенная состоит из струн, вибрирующих в тон с «Божественной музыкой»? Подобные списки можно составить и для открытий в других областях. Космология подарила нам расширяющуюся вселенную, тёмную материю и поразительный взгляд на бесчисленные миллионы галактик. Химия объяснила мир при помощи периодической таблицы элементов и подарила нам пластмассу и рог изобилия, дающий чудесные лекарства. Математика даровала нам компьютеры хотя многие «чистые» математики предпочли бы, чтобы их дисциплина не была запятнана столь практическими целями. В биологии с утончённой подробностью были разработаны анатомия и физиология тела, стали проясняться механизмы, двигающие эволюцию. Болезни, мучившие человечество с начала его истории, были наконец-то объяснены с точки зрения науки, а не колдовства или божественной кары. Произошли революции в хирургии, фармакологии и здравоохранении, так что продолжительность жизни в промышленно развитых странах удвоилась за последние четыре или пять поколений. Основным революционным прорывом была расшифровка генетического кода в 1950-х годах, что стало рождением современной биологии.

По сравнению с этими областями знаний науки о разуме психиатрия, неврология, психология влачили жалкое существование на протяжении долгих веков. Действительно, вплоть до последней четверти XX века невозможно было найти строгих теорий о восприятии, эмоциях, познании и умственных способностях (единственным значимым исключением было цветовое зрение). В течение большей части XX века все, что можно было предложить для объяснения поведения человека, исчерпывалось двумя теоретическими построениями фрейдизмом и бихевиоризмом, и оба пережили в 1980-х и 1990-х значительный упадок, когда нейронаука смогла продвинуться дальше своего бронзового века. Для истории это совсем небольшое время. По сравнению с физикой и химией нейронаука все ещё молодая выскочка. Но прогресс остаётся прогрессом, и какой это был прогресс! От генов к клеткам, от клеток к нейронным сетям, от них к процессам познания. Сегодняшняя нейронаука с её глубиной и широтой как бы далека она ни была от законченной Великой единой теории отдалилась на целые световые годы от той точки, когда я начинал работу в этой области. В последнее десятилетие нейронаука стала достаточно уверенной в себе, чтобы начать предлагать идеи дисциплинам, которые обычно считались гуманитарными. Например, сейчас у нас есть нейроэкономика, нейромаркетинг, нейроархитектура, нейроархеология, нейроправоведение, нейрополитика, нейроэстетика (см. главы 4 и 8) и даже нейротеология. Некоторые из них просто нейроочковтирательство, но в целом они создают реальный и востребованный вклад во многие области.

Сколь стремительным ни был бы наш прогресс, все же следует быть честными и признать, что мы открыли лишь малую часть того, что следует знать о человеческом мозге. Но даже то незначительное количество открытого нами может стать основой для истории, более захватывающей, чем любой рассказ о Шерлоке Холмсе. Я уверен, что по мере прогресса в следующие десятилетия нас ждут изменения наших представлений и технологические перевороты, который будут столь же значительными для понимания мира, столь же потрясающими, одновременно смиряющими и возвышающими человеческий дух, как и концептуальные революции, перевернувшие классическую физику столетие назад. Мысль о том, что факт бывает более странным, чем вымысел, кажется особенно подходящей для науки о мозге. Надеюсь, что в этой книге я смогу передать хотя бы часть того удивления и трепета, который охватывал меня и моих коллег в течение тех лет, когда мы терпеливо слой за слоем приоткрывали тайну связи разума и мозга. Надеюсь, она сможет пробудить ваш интерес к этому органу, который нейрохирург-первопроходец Уайлдер Пенфилд называл «органом судьбы», а Вуди Аллен, в менее почтительном тоне, «вторым любимым органом» человека.

Обзор

Хотя эта книга покрывает значительный спектр вопросов, вы обнаружите, что некоторые важные темы проходят красной нитью сквозь все. Первая из них что люди действительно уникальны и особенны, а не являются «просто» ещё одним видом приматов. Я все же считаю несколько удивительным то, что эта позиция нуждается в защите причём не только от бредней антиэволюционистов, но и от немалого числа моих коллег, которым почему-то удобно утверждать, что мы «всего лишь обезьяны», тем беспечным, снисходительным тоном, в котором слышится нескрываемое удовольствие от умаления человека. Иногда я думаю: возможно, это своеобразная мирская гуманистическая версия первородного греха?

Ещё один общий лейтмотив это всепроникающая эволюционная перспектива. Невозможно понять работу мозга без понимания того, как он развивался. Как говорил великий биолог Феодосий Добжанский, «в биологии ничто не имеет смысл иначе как в свете эволюции». Это заметно контрастирует с большинством других задач инженерного толка. Например, когда великий английский математик Алан Тьюринг взламывал код нацистской машины «Энигма» устройства, используемого для шифровки секретных сообщений, ему не нужно было ничего знать о разработке и истории появления этого устройства. Ему не нужно было знать ничего о его прототипах и ранних моделях. Все, что было необходимо, это работающий образец машины, блокнот и его собственный блестящий ум. Однако в биологических системах существует глубокое единство структуры, функционирования и происхождения. Вы не сможете достичь значительного прогресса в понимании какого-либо одного из этих вопросов, если не обращаете пристального внимания на два других.